Трудно преодолеть ощущение некоего высшего промысла в совпадении двух юбилейных дат; знаковых для русского искусства: 200-летие со дня рождения Александра Иванова и 150-летие Третьяковской галереи, хранящей основную часть наследия великого художника. Если пытаться найти в Третьяковке "шедевр номер один" для многих из нас это будет не "Черный квадрат", не "Боярыня Морозова" и даже не "Троица" Рублева, а ивановское "Явление Христа народу". Без этой гигантской, виртуозно написанной, в высшей степени гармоничной картины (толпы перед ней сопоставимы со стоящими у "Джоконды" в Лувре) главный музей отечественного искусства и представить невозможно, хотя его основатель и не мечтал об обладании этим шедевром. Павел Третьяков, всю жизнь по крупицам собиравший из наследия Иванова все, что возможно, не мог бы поверить, что через три десятка лет после его смерти, в 1932 году, в галерею будет передано (читай - спасено) полотно, некогда купленное императором Александром II и подаренное Румянцевскому музею. А вместе с этой Большой картиной - десятки эскизов маслом, сотни графических листов; в совокупности собрание произведений А.А. Иванова в Третьяковской галерее, самое обширное среди российских музеев, насчитывает ныне 330 произведений живописи и свыше тысячи рисунков и акварелей. Наверное, правы были те деятели искусства, кто в Москве 1920-х пытался создать музей Александра Иванова: притом что мастер не осуществил своих замыслов и на треть (он и "Явление" считал незавершенной работой!), его наследие потянуло бы не только на персональную выставку, в кои-то веки наконец устроенную, но и на солидное "учреждение культуры". Такое, где к картинам и рисункам было бы добавлено огромное эпистолярное наследие художника, по сей день не опубликованное полностью.

Насколько велик интерес к Иванову, в первые же дни работы выставки доказал пресловутый массовый зритель, штурмующий оба здания ПТ: в Лаврушинском переулке в дни январских "каникул" к музею было и не подойти, паломников на Крымский Вал спасали огромные размеры "сундука". Две выставки в двух престижных залах, вобравшие в себя экспонаты двух крупнейших сокровищниц (к Третьяковке присоединился Русский музей), все равно не вместили все созданное Ивановым, но позволили обрисовать его "творческий портрет" сделав зримыми вехи биографии, в которой приснопамятная "личная жизнь" неотделима от служения искусству. На память невольно приходит Пушкин, чей "лирический герой" отождествляется с автором, - именно так, по законам романтизма, и строил свою жизнь Иванов. Пожалуй, и не строил даже, а просто жил единственно возможным для себя образом, как истинный романтик, фонтанировавший замыслами, как рыцарь искусства, всего себя отдавший работе. Организаторы выставки так построили рассказ о своем герое, что зритель последовательно проходит все этапы его творчества, видя кропотливый труд почти над каждой крупной картиной, от набросков до завершения, начиная с "курсовых работ" в Академии художеств, всякий раз отмеченных медалью, и эволюцию замыслов. Но жизнь Иванова была богата еще и встречами, жаркими спорами с лучшими умами его эпохи, от Торвальдсена да Давида Штрауса и Герцена, бесконечными размышлениями о предназначении искусства - и в этих академически строгих залах художник все-таки ускользает, несводимый только к созданным кистью, карандашом ли "вещам" с их сегодняшней тщательной развеской...

Лично мне не хватило в экспозиции некоей панорамы времени, круга художника, где присутствовали бы какие-то его собеседники помимо Гоголя (в витрине лежат малая толика переписки с ним и набросок портрета писателя из фондов Российской государственной библиотеки), где хотя бы несколькими штрихами дали картину искусства, на фоне которой были бы яснее ивановские открытия. Понимаю, требовать такое трудно даже от богатейших западных музеев, да и каких размеров достигла бы тогда юбилейная экспозиция! И все-таки гложет досада: ну когда же мы сможем объяснить им всем, что и у нас были титаны под стать Тициану и Рафаэлю, а дотошно изучивший их методы и творения Иванов в этом ряду - самый первый?! Так щедро одаренный природой, так превосходно познавший законы мастерства, он мог бы оказаться в числе самых успешных авторов (и никто не осудил бы его за такое стремление "состояться"), если бы посвятил себя просто портрету, или пейзажу, или интерпретированной по законам его века исторической живописи, занимавшей тогда высшую ступень в арт-иерархии. Но разве мог этот идеалист, философ, интеллектуал и притом скромнейший труженик (слова "интеллигент" в ту эпоху еще не придумали) спуститься на грешную землю! Нет, перфекционист Иванов стремился как можно точнее выразить сюжет, избранный в рамках академической стажировки в Италии, а потому десятилетиями писал одну картину, невольно делая открытия - так, он один из первых в Европе пришел к пленэрной живописи. В залах выставки, изысканно простым дизайном напоминающей и старую Третьяковку, и торжественный Русский музей, нет его главной картины - однако в ряд вывешено пять ее эскизов и "малый вариант" не говоря о композициях в карандаше, а также немного странная фоторепродукция. Зато настоящий хор сопровождает этот неявленный, но харизматический персонаж: этюды, наброски, варианты фигур, лиц, повернутых затылком к зрителю голов, драпировок, ландшафта окрест судьбоносной сцены из Евангелия дают представление и о подвижнических поисках Иванова, и об искушенности его кисти, и о том, как резко и легко раздвигал он горизонты искусства своего времени. И совершенно новым содержанием наполнял понятие "исторический живописец" ведь даже ландшафт без прикрас насыщен у него дыханием истории, как "Аппиева дорога при закате солнца".

По прихоти судьбы (а она на юбилейной выставке Иванова выступает одним из главных действующих лиц) художник всего трех лет не дожил до открытия в Москве музея, где его Большая картина в самом деле называлась экспонатом номер один, а Ивановский зал служил объектом паломничества. Думаю, и ныне многие ждали с трепетом его юбилея, с грустью осознавая, что русскому художнику даже из числа гениальных никогда не получить такой "раскрутки", какая может быть у его коллег на Западе. Вряд ли пролежали бы почти сто лет под спудом, обладай он большей пробивной силой, "Библейские эскизы" Иванова - самое совершенное из его творений, которому посвящена вторая, "акварельная" часть выставки в залах графики ПТ в "Лаврушах". Третьяковцы сделали "свой best": основной сюжет они дополнили пейзажными зарисовками, жанровыми сценами, эскизами запрестольного образа "Воскресение" для храма Христа Спасителя в Москве (в силу неканонической трактовки их автора ни за что не допустили бы до стен собора), а заодно попытались виртуальным способом воплотить "Библейские эскизы". Проекция на три стены в мультимедийной инсталляции позволяет представить, как бы выглядели эти пронизанные светом акварели в масштабе стенописи. Иванов мыслил свой последний проект как роспись грандиозного архитектурного сооружения, этакого храма мудрости - не церкви, но общественного здания, где в художественных образах проходила бы вся история человечества, рассказанная в мифах. Из задуманных 500 сюжетов художник исполнил более 200 эскизов (сотня включена в экспозицию), но полагал, что не достигнет совершенства, если не поработает с натуры в местах, где разворачивалась библейская история. Стройному плану мешало безденежье, выгнавшее Иванова из любимой Италии, где он прожил почти 30 лет, в немилый Петербург он вез с собой свою Большую картину с целью продать ее, чтобы раздобыть средства на путешествие в Палестину, а затем поселиться в Москве, свободной от давления Академии. Увы, художник даже не узнал о покупке "Явления" государем - вспышка холеры летом 1858-го стала для него роковой. Наверное, есть некая справедливость в том, что и крупнейшая выставка Иванова состоялась в Москве, и главные его работы находятся здесь.

Вслед за искусствоведом Глебом Поспеловым не станем сожалеть, что Иванов не превратил свои акварельные иллюстрации к Библии в большие полотна или фрески. Воздадим дань уважения Третьяковке, своим самым масштабным выставочным проектом завершившей программу юбилейного года. Порадуемся заодно, что наконец-то и скромных сотрудников музея достигла мода на филантропические акции: аккурат между двумя вернисажами в канун Нового года, в день рождения основателя ГТГ, состоялась церемония награждения лауреатов премии имени Павла Михайловича Третьякова. Благотворительный фонд им. П.М.Третьякова учредили заслуженный строитель России Виктор Бехтиев и его супруга Елена Бехтиева (это она пять лет назад отыскала на Мадейре забытый пейзаж Карла Брюллова), а в Попечительский совет вошли, в частности, праправнучка П.М.Третьякова киновед Екатерина Хохлова, писатель Юрий Поляков, скульптор и правнук родоначальника художественной династии Евгений Лансере. Первыми премию с общим призовым фондом 100 тысяч рублей получили заместитель директора Государственной Третьяковской галереи Лидия Иовлева, старейший сотрудник Архива ГТГ Наталья Приймак и, что особенно отрадно в контексте юбилея Александра Иванова, заведующая отделом графики Евгения Плотникова, давно и неустанно пропагандирующая "Библейские эскизы"  великого художника.