Редакция журнала продолжает удивлять читателей неожиданными ракурсами в выборе тем. «И кистью, и пером» – мог бы звучать девиз этого номера, авторы которого в равной мере владели как живописным, так и литературным даром. Их имена регулярно возникают на страницах «Русского искусства» – Иван Крамской и Илья Репин, Константин Коровин и Михаил Нестеров, Александр Бенуа и Игорь Грабарь, Александр Дейнека и Илья Глазунов. Однако на сей раз в диалог с читателем вступают не столько полотна выдающихся мастеров, сколько они сами. Воспоминания и письма друзьям, фрагменты искусствоведческих исследований и критических статей каким-то таинственным образом складываются в некую летопись русского искусства последних полутора столетий. Летописи, создаваемой не сторонними наблюдателями, а непосредственными участниками событий.

В своих воспоминаниях о Михаиле Врубеле Константин Коровин описывает эпизод, как он показывал П.М. Третьякову эскиз друга «Хождение по водам». На обратной стороне этого картона – эскиз театрального занавеса «Неаполитанская ночь», совершенно иной и по идее, и по настроению. Павел Михайлович хотел было разделить картон, чтобы изображения могли существовать самостоятельно, но Коровин подарил его меценату целиком. Эту обычную, едва ли не бытовую ситуацию можно расценить как мощную метафору – тексты, собранные в этом номере, словно написаны на обратной стороне полотен, о которых идёт речь. Они неразделимы.

Возникает ощущение, что, собирая номер, редакция по мере сил и возможностей старалась придерживаться принципа, по которому создаётся венок сонетов. Вот перед нами подборка писем Ивана Крамского, посвящённых творчеству его современников. Художник делится впечатлениями от «Княжны Таракановой» Флавицкого и «Чёрного моря» Айвазовского, шишкинских «Сосен, освещённых солнцем» и верещагинских «Дверей Тимура». Да, энергетика у каждого живописца своя, и ощущения у автора от их работ разные, но для Крамского всё это – искусство, позволяющее «высоко держать душевный строй». Переворачиваем страницу, и уже Илья Репин пишет о Крамском, своём учителе, недавно ушедшем из жизни. Ещё шаг, и мы погружаемся в воспоминания Моисея Тоидзе о том, как он, начинающий художник, позировал своему наставнику Репину для картины «Иди за мною, сатано».

Михаил Нестеров вспоминает о своих встречах с П.М. Третьяковым и о том, как чуть не утратил лицо его знаменитый «Пустынник». А затем погружает нас в полную драматизма историю противостояния передвижников и мирискусников. Впрочем, драматический нерв держит и Александр Бенуа, размышляющий о состоянии живописи с позиции современника, и Илья Глазунов, объясняющий, что его подвигло иллюстрировать произведения Достоевского, и Юрий Пименов, анализирующий отличия между реальностью и воображением. Рассудочно-холодным выступает разве что Василий Кандинский, теоретизирующий о духовном в искусстве. А читателю остаётся наслаждаться игрой света и тени в многоцветном витраже, возникающем перед его глазами.